Я бежала, падала, вставала и опять бежала и кричала: „Там черный какой-то сидит!" Все дети и вожатые, что сидели на площадке, бросились туда, в сторону, которую я показала. За ними и я побежала, одной стало страшно оставаться.

Когда мы прибежали к этому стулу, то сразу увидели, что ножки от стула, где сидел этот человек, до половины вошли в землю. Мы разделились на две группы и побежали одни по роще, другие остались около стула. Первая группа осмотрела всю рощу, но ничего не было видно. Только потом, когда мы прибежали ко второй группе, они сказали, что возле стула были очень большие следы, но их сразу затоптали из младшей группы.

Когда мы уже ничего не нашли, уже все успокоились и пришли на линейную площадку, то ребята из первого отряда начали рассказывать, как они тоже видели четырех человек».

В переписке прошла зима, и только к весне 1980 года Листратов подготовил «информационное сообщение» о посадке НЛО и контакте с гуманоидами.

«Естественно, я готовил эти документы, чтобы организовать экспедицию, и предоставил справку Нариманову,– рассказал Листратов. – Настала весна, был звонок в обком партии Тургайской области по „вертушке", была солидная бумага нам выдана, нашли место, где нам остановиться. И вот в конце мая, через 11 месяцев после происшествия, мы выехали. Планировалась группа из трех человек, но опять же отношение к проблеме привело к тому, что сотрудника физического института не отпустило руководство. Мы поехали вдвоем: я и сотрудник ИКИ… (рис. 47, 48).

Там действительно был контакт. В ночь перед контактом наблюдался пролет огненного шара. Очевидцы показывали, что шар шел на посадку. В показаниях фигурировали еще какие-то наземные экипажи, которые катались вдоль и поперек по степи и даже преследовали одну машину. Водитель увертывался от них и как угорелый приехал к месту назначения в совершенно невменяемом состоянии.

Работа с очевидцами в то время – это не такое простое дело было. Примерно на третий день пребывания в этом городке кто-то пустил слух, что мы агенты КГБ, а наше академическое удостоверение – это ерунда. После этого нам было бесполезно искать очевидцев. Мы пришли к водителю, за которым гонялись экипажи пришельцев, его домашние отрекаются: нет дома. Он ничего не видел, ничего не знает.

Наша задача была – найти какие-то материальные следы. Многие следы до нас не дожили, например, отпечаток стопы пришельца, который сидел на территории лагеря на стуле, обычном сломанном общепитовском стуле из вогнутых трубок. Для него, человека высокого роста, стул был все равно, что для нас детский стульчик. Он сидел согнувшись, задрав ноги до подбородка, и, когда вставал, остались следы. Стул вдавился на половину своих ножек в землю, поэтому мы оценили вес пришельца порядка 350-400 кг…

Рис. 47. Обращение в институт высоких температур по поводу участия А. П. Листратова в выезде на место происшествия

Рис. 48. Удостоверение, выданное участникам экспедиции

Через несколько дней после контакта началась контрпропаганда. Приехал лектор из Алма-Аты, из общества „Знание", выступил с лекцией на тему: „Есть ли жизнь на Марсе", и убедительно доказал, что серией результатов космических исследований установлено, что в пределах Солнечной системы ничего живого нет и никаких пришельцев быть не может. Затоптали все следы, потом пустили версию, что это были студенты, которые нарядились в какие-то балахоны и пугали ребят. Все это шито белыми нитками, но, может, и справедливо сделано, потому что город небольшой, и определенная паника там была. Детей на второй поток в этот лагерь никто отправлять не стал.

Ребята показывали, что на сопке есть ожог, что они видели вспышку на дальней околице, километрах в 5. Ожог мог оказаться естественным явлением, чем-то вроде степного загара, но самое интересное, что на склоне этой сопки был след колеей в 1 м (вообще вся сопка была испещрена следами с такой колеей), но один был буквально пропахан, будто какой-то аппарат чиркнул по земле. След начинался у подножия сопки, а кончался у вершины. Такое впечатление, что аппарат отделился и ушел в атмосферу. Взяли мы пробы из этой колеи и пробы фоновых пород и с этим мешком камней вернулись в Москву»^[146].

Все это, конечно, не помешало Юлию Платову 20 лет спустя написать:

«Самое удивительное, что в противовес многочисленным описаниям различного рода контактов с инопланетянами, собранным в коллекциях уфологов, в рамках проекта, использовавшего огромный наблюдательный потенциал армии и гражданских организаций, не зафиксировано ни одного сообщения о посадке НЛО, о контактах с пилотами НЛО, о похищении людей НЛО. Возможно, по каким-то причинам в течение, по крайней мере, 13 лет территория СССР была закрыта для посещения инопланетных визитеров, либо гипотеза инопланетного происхождения НЛО несостоятельна»^[147].

О том, что заставляет Платова до сих пор отрицать очевидное, можно только догадываться. Бывший участник «Сетки» Валентин Фоменко сказал мне: «С Мигулиным я встречался, а с Платовым – нет. Конечно, скептицизм – вещь хорошая, но, когда скептицизм заказной, это уже становится противно»^[148].